Профессор воробьев об астме

Последнее время в статьях и обсуждениях на Око планеты, стало возникать много разных интересных вопросов по медицинской тиматике. Помочь разобраться в этой теме мы попросили доктора медицинских наук, профессора, заместителя председателя Формулярного комитета РАМН, президента межрегионального Общества фармакоэкономических исследований, Павла Андреевича ВОРОБЬЁВА.

Уважаемые читатели до 23 сентября, Вы можете в комментария задавать свои вопросы, касаемые здравоохранения.

Воробьев П.А., 1958 года рождения, окончил в 1980 г. 1 Московский медицинский институт им. И.М. Сеченова и до настоящего времени работает в стенах этого ВУЗа, пройдя путь от клинического ординатора кафедры госпитальной терапии 2-го лечебного факультета до заведующего кафедрой гематологии и гериатрии ФППОВ.

В докторской диссертации П.А.Воробьева (1997) освещен многолетний опыт автора по применению плазмафереза при различных заболеваниях внутренних органов, включая системные васкулиты, бронхиальную астму, синдром длительного сдавления, анемию хронических заболеваний, приобретенные острые и хронические коагулопатиии, в том числе – пионерские работы по антифосфолипидному синдрому и т.д. Результаты этих исследований обобщены П.А.Воробьевым в книгах «Прерывистый лечебный плазмаферез», «Актуальный гемостаз» «Анемический синдром в клинической практике».

Большое место в работах П.А.Воробьева принадлежит проблемам интенсивной терапии в условиях природных и техногенных катастроф. П.А.Воробьев участвовал в работах по ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС (1986), последствий землетрясения в Армении (1988), взрыва поездов под Уфой (1989). Этому опыту посвящена книга «До и после Чернобыля. Взгляд врача» (1996), написанная в соавторстве с А.И.Воробьевым.

П.А.Воробьев один из пионеров развития гериатрии в современной России. В 1996 г. организовал ежегодный геронтологический форум с международным участием «Пожилой больной. Качество жизни». Под его редакцией вышел двухтомник «Гериатрия в лекциях». За разработку вопросов геронтофармакологии в 2003 г. П.А.Воробьев удостоен премии им. Т.И.Ерошевского.

П.А.Воробьев разработал оригинальную тромбоцитарно-эндотелиальную теорию старения, базирующуюся на представлениях о взаимодействии тромбоцитов и поврежденного эндотелия, воздействии ростовых факторов и цитокинов на иммунокомпетентные клетки и клетки-предшественники, развитие фибропластических процессов и остеосинтеза локально в сосудистой стенке, что приводит к нарушению функций органов, развитию сенильной полиорганной недостаточности.

Начав в 1986 г. заниматься проблемами автоматизации в работе врача, П.А.Воробьев с коллективом программистов и врачей экспертов разработал оригинальную структуру автоматизированных рабочих мест врачей: специальные советующие системы по установке основных терапевтических диагнозов. Эта работа привела к появлению «Спутника интерниста по лабораторной и инструментальной диагностике», выдержавшего 5 переизданий (1993 – 2001 гг.) и ежегодно переиздаваемого с 2004 г. «Справочника лекарственных средств Формулярного комитета РАМН».

Работы по усовершенствованию программного обеспечения для врачей вызвало к жизни новое направление в развитии современного здравоохранения – стандартизации. Система стандартизации в здравоохранении создается под руководством П.А.Воробьева с 1992 г. К этой деятельности близко примыкает развитие клинико-экономических исследований, разработка алгоритмов и правил принятия решений. С 1999 г. П.А.Воробьев является Президентом Межрегиональной общественной организации «Общество фармакоэкономических исследований», являющейся национальным отделением Международного общества фармакоэкономических исследований и оценки результатов (ISPOR). П.А.Воробьев стажировался и сотрудничает по вопросам экономики здравоохранения с Лондонской школой экономических и политических наук, под его руководством выполнено большое число клинико-экономических исследований различных медицинских технологий, вышло 3 руководства по этой проблеме. В 2008 г. награжден международной премией ISPORза развитие фармакоэкономике в регионе.

Оптимизация принятия клинических решений нашло отражение в серии методических публикаций по дифференциальной диагностике во внутренней медицине: «Дифференциальная диагностика и лечение нарушений гемостаза», «Дифференциальный диагноз и лечение при анемическом синдроме», «Недостаточность функции почек», «Гемобластозы в практике терапевта», «Синдромы диссеминированного внутрисосудистого свертывания крови», «Лихорадка без диагноза».

При непосредственном участии П.А.Воробьева был создан Формулярный комитет РАМН. Деятельность Формулярного комитета, где П.А.Воробьев является заместителем председателя, является практическим воплощением принципов медицины, основанной на доказательствах и клинико-экономических исследований в практику принятия решений.

Много сил прикладывает П.А.Воробьев к развитию Московского городского научного общества терапевтов. В 1999 г. он провел юридическую перерегистрацию общества, наладил его финансирование, создал 4 новые секции (кардиологическую, ангиологическую, «человек и инфекции», пульмонологическую), начал проведение научно-практических школ для врачей города, возобновил публикации материалов МГНОТ вначале в журнале «Клиническая геронтология», а позднее в газете «Вестник МГНОТ». В 2007 г. П.А.Воробьев разработал положение по учреждению премии МГНОТ им. Д.Д.Плетнева за выдающийся вклад в развитие отечественной терапевтической школы. Неоднократно П.А.Воробьев выступал на пленарных заседаниях общества, является постоянным оппонентом на заседаниях созданных им секций.

П.А. Воробьев автор более 600 опубликованных научных работ, из них 272 научных статей, 235 тезиса докладов, 49 книг, 20 учебно-методических пособий и рекомендаций для врачей, 11 руководств, справочников и словарей. П.А.Воробьев является соавтором около 700 приказов Минздрава и Минздравсоцразвития России, 12 приказов Ростехрегулирования. При консультации и под руководством П.А. Воробьева выполнены и защищены 5 докторских и 11 кандидатских диссертаций в области пульмонологии, кардиологии, гематологии, ревматологии, нефрологии и др.

П.А. Воробьев является главным редактором журнала «Клиническая геронтология» и газеты «Вестник Московского городского научного общества терапевтов», членом совета главных редакторов журнала «Клиническая фармакология и фармакоэкономика», заместителем главного редактора журнала «Проблемы стандартизации в здравоохранении», членом редколлегии журнала «Проблемы гематологии и переливания крови», «Клиническая эпидемиология и доказательная медицина», членом ряда редакционных советов издаваемых за рубежом журналов (Армения, Украина).

Ниже приведено его интервью газете «Новые Известия» «Свиной грипп – выдуманная болезнь», а так же краткая биографическая информация.

Эпидемия гриппа в России пошла на убыль. Однако медики теперь опасаются появления нового вируса – на основе скрещивания гриппозных вирусов А(Н1N1) (известного как «свиной») и Н5N1 (известного как «птичий»), о чем заявил главный государственный санитарный врач РФ Геннадий Онищенко. Возможно, этот тезис пытаются использовать для обоснования массовой прививочной кампании от гриппа, которую так активно защищает и продвигает глава Роспотребнадзора. Как известно, вакцинация россиян против свиного гриппа должна была начаться в декабре. Между тем в ряде стран уже звучат призывы отказаться от прививок против гриппа как от неэффективных и ненужных. Это мнение разделяет и ряд российских специалистов. Так ли опасен вирус свиного гриппа, надо ли прививаться от него и других инфекций, «НИ» рассказал президент межрегионального Общества фармакоэкономических исследований, заместитель председателя Формулярного комитета РАМН, доктор медицинских наук, профессор Павел ВОРОБЬЕВ.

– Павел Андреевич, многим специалистам известно ваше резко негативное отношение к шумихе вокруг свиного гриппа. Насколько нынешняя ситуация похожа на эпидемию птичьего гриппа и много ли во всем происходящем правды?

– Моя позиция такова: свиной грипп – выдуманная болезнь и все спекуляции на данную тему организованы с одной целью – побольше заработать на этом. Я имею в виду не только сверхприбыли фармацевтических компаний, продвигающих вакцины и противовирусные препараты. Кто-то зарабатывает политический капитал, врачи лечат больных, журналисты пишут о сенсациях – все при деле. Выдуманные болезни – очень большая проблема современного здравоохранения. Не надо понимать буквально слово «выдуманные». Надуманными и чрезмерно драматизированными являются не столько сами заболевания, сколько их последствия для людей: возбудителям приписываются какие-то демонические свойства, что на самом деле, конечно же, не так. На протяжении последних 20 лет мы не раз имели возможность наблюдать вспышки неких загадочных, страшных инфекций, которые должны унести тысячи, миллионы жизней, выкосить полцарства, но почему-то не уносят и не выкашивают. Сначала было коровье бешенство, потом SARS, известный у нас как атипичная пневмония, потом птичий грипп. Для борьбы с ними требовались очень большие средства, о необходимости чего по телевидению, радио, на страницах специализированной и обычной прессы говорили без устали эксперты ВОЗ, врачи и прочие. И на эту борьбу в мире были потрачены миллионы и миллиарды долларов и евро, после чего все разговоры быстро сошли на нет. Теперь у нас очередная проблема – свиной грипп. Насколько она серьезна, судите сами: есть данные, что среди всех вирусных инфекций в 2009 году вирус свиного гриппа занимает всего 5%. Вывод напрашивается один: если на какой-либо внезапно возникшей болезни чрезмерно акцентируется внимание общественности, если говорят о необходимости больших затрат, то, скорее всего, речь идет о выдуманной болезни.

– Какие еще болезни вы можете отнести к этому списку?

– СПИД, гепатиты В и С. Хорошо известно, что далеко не все люди, зараженные вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ), заболевают СПИДом, и распространяется вирус не так активно, как утверждали ранее. То же самое с гепатитами, которыми заболевают далеко не все вирусоносители.

– Вернемся к свиному гриппу…

– С ним много загадочного. Так, например, в апреле 2009 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) изменила определение пандемии, убрав из него ключевое слово «опасная», и теперь под него подпадает любая вирусная инфекция, начиная от вируса герпеса, передающаяся от человека к человеку и быстро распространяющаяся во всех зонах ВОЗ в мире одновременно. И сразу же стали говорить о пандемии свиного гриппа, а поскольку у населения сформировалась четкая ассоциация слова «пандемия» со словом «опасность», то, конечно, люди стали волноваться и активно обсуждать, кто и где умер от свиного гриппа. При этом ежегодно в мире заболевает гриппом до 10 млн. человек и полмиллиона из них умирают. В России каждый год от гриппа, пневмонии и других респираторных болезней умирает порядка 40 тысяч человек, и никто никогда этот вопрос так бурно не обсуждал, как сейчас. Ну а появившаяся в прессе информация о связях экспертов ВОЗ с фармацевтическими компаниями лишь добавляет нам, сомневающимся в том, что свиной грипп такая уж страшная болезнь, скепсиса.

– Прочитав ваши слова, многие сомневающиеся однозначно решат отказаться от прививки от гриппа…

– Это единственно правильное решение в отношении гриппозных вакцин, которые сделаны на прошлогодних штаммах и в этом году работать не будут. Каждый год мы болеем вирусными респираторными инфекциями, вызываемыми примерно 200 возбудителями. Они мутируют, меняются, но каждый год нас старательно прививают не от нынешнего, а от прошлогоднего гриппа. Об этом все знают, но почему-то продолжают говорить людям о том, что надо прививаться. Моя позиция по прививкам радикальна. Есть болезни, от которых, безусловно, надо прививаться. В отношении оспы, полиомиелита, столбняка, бешенства вопрос не обсуждается, потому что они смертельно опасны в любом возрасте и люди от них погибают. Но есть очень много вакцин, изобретенных в последние десятилетия, эффективность которых на самом деле не доказана, и никто не собирается это делать. Прививка от гриппа относится именно к таким. Так вот эти прививки, на мой взгляд, делать не надо. Есть еще одно направление, вызывающее немало вопросов: вакцины, эффективность которых доказана, они действительно уменьшают количество заболевших, но мы не знаем, что будет с привитыми поколениями в будущем. Поэтому я категорически против прививок от кори, от детских инфекций. Объясню почему. В начале девяностых годов прошлого века был резкий подъем заболеваемости дифтерией, и связан он был не с тем, что перестали вакцинировать, а с тем, что штамм мутировал. Возбудитель дифтерии изменился и перестал «поддаваться» прививкам, говорить об этом стали только сейчас. То же самое может произойти с возбудителем кори, заразнейшей, опаснейшей болезни, которая выкашивала когда-то население стран, с возбудителями ветрянки, свинки. Массовая прививочная кампания от них дает реальный результат, но мы не знаем, что будет потом. На мой взгляд, прививки от детских болезней – очень опасное направление. Лучше переболеть, чем прививаться.

– Какие рекомендации вы бы могли дать людям, сделавшим прививку от гриппа?

– Я бы на месте привитых считал себя непривитыми. Если вы боитесь заболеть, берегите себя так же, как если бы не сделали прививку. Людям надо перестать верить во все страшные истории о свином гриппе и жить нормальной жизнью, соблюдая обычные правила безопасности. Укрепляйте иммунитет, мойте руки, проветривайте помещение, если видите, что кто-то чихает или кашляет, отойдите в сторону. При этом надо понимать, что маска не спасает от инфекции. Ее изобрели для того, чтобы хирург не дышал в рану больному, для фильтрации выдыхаемого человеком воздуха, а не вдыхаемого. Она не задерживает вирусы, гуляющие вокруг нас. Здоровым людям маску носить не надо, надевать ее надо на больного человека, чтобы он не чихал и не кашлял на окружающих своими вирусами.

– Помогают ли от гриппа противовирусные препараты?

– Нет, они неэффективны, как и прививки. Широко разрекламированный арбидол не лечит грипп и ОРЗ, это симптоматическое средство, избавляющее лишь от проявлений болезни, а не излечивающее от нее. Самый известный в мире противовирусный препарат Тамифлю, который многие, и я в том числе, считают одной из коммерческих составляющих нынешней гриппозной кампании, действительно на несколько часов улучшает состояние больного, но никаких доказательств уменьшения частоты осложнений нет. Производителя обязали повесить на официальном сайте препарата данную информацию.

– Наши люди любят заниматься самолечением и грипп нередко лечат антибиотиками, хотя врачи постоянно говорят о том, что этого нельзя делать…

– Вирусные заболевания антибиотиками лечить нельзя. Принимая их при гриппе, вы наносите вред своему организму – всякий неработающий препарат опасен тем, что отвлекает человека от действительности и приводит к тому, что он не лечится вовремя тем, чем нужно лечиться. Закончиться это может печально. Нынешний грипп, вызываемый вирусом А(H1N1), имеет ряд особенностей, о которых надо знать. Им болеют в основном молодые люди (до 45 лет), и у него есть тяжелое, хотя и не частое, осложнение – пневмония. Ее отличие в том, что она почти молниеносна и быстро приводит к летальному исходу. Она очень опасна, особенно для беременных. Человек погибает от дыхательной недостаточности и тромбоза легочных сосудов, смертность от этой пневмонии чудовищна – 10% заболевших, чего никогда не бывает при «обычном» воспалении легких. Вспышка именно этой пневмонии была в Советском Союзе в 1977 году, сейчас ситуация такая же, судя по информации из регионов за последние недели. Есть опыт ее лечения, принципиально отличающегося от традиционной терапии. Не вдаваясь в подробности, скажу, что главное – не антибиотики (хотя они, безусловно, тоже должны быть), а круглосуточное введение кислорода и больших доз лекарственных препаратов для разжижения крови и остановки тромбообразования. Такая интенсивная терапия противоречит общепринятому подходу в лечении воспаления легких, но она позволяет спасти молодые жизни. Формулярный комитет при президиуме Российской академии медицинских наук издал свои рекомендации «Как лечить пневмонию при гриппе A(H1N1)», они висят на сайте Общества фармакоэкономических исследований, их разослали по 17 тысячам медицинских адресов, но насколько их используют – не знаю. Рекомендации ведь не приказ, их можно принять к сведению, но не применять. Бояться надо не свиного гриппа, а его возможных осложнений, и проблема в том, что ни врачей, ни их пациентов об этом не предупреждают и не информируют. Мы, врачи-терапевты, пульмонологи, очень обеспокоены такой ситуацией.

– Как распознать эту пневмонию?

– Основной симптом – одышка, которая появляется не сразу, а примерно через неделю от начала гриппа. Она может начинаться без выраженного кашля, без подъемов температуры, и человек не придает своему состоянию значения, полагая, что он еще не оправился от гриппа. Если вы после недельного гриппа почувствовали одышку, вам не хватает воздуха, немедленно вызывайте «скорую» и поезжайте в больницу, не дожидаясь, пока болезнь разовьется. Тогда у врачей будут реальные шансы вас спасти.

Некоторые интервью и публикации Павла Андреевича:

источник

Горько осознавать моральный и этический развал в сегодняшней медицине. Несколько известных печальных примеров. История первая. Шестилетний мальчик погибает во дворе под колесами несущейся машины. И вдруг оказывается, что он был пьян. Да не просто пьян – у него обнаружена почти смертельная доза алкоголя в анализах. С такой концентрацией не то что с дедушкой за руку ходить и по двору бегать, впору в реанимации лежать. Но судебно-медицинского эксперта эта концентрация не смутила. Важно было отработать заказ (что был заказ – очевидно). Что он и сделал. Уверен, просто капнул спирт в пробирку. Капля, видимо, была большой. Но даже тут не пришло в голову опомниться с таким чудовищным результатом. Можно предположить, что подобные «эксперименты» проводились этим врачом-экспертом и ранее, но сходили с рук, так как не было публичной огласки. Во всяком случае, стали вспоминать похожие истории с его участием.

Я против того, чтобы обвинять лично человека, совершившего то или иное этически неоднозначное деяние. Обычно к правонарушениям подталкивают события, окружающая среда. Именно поэтому правоохранительные органы должны в первую очередь заниматься профилактикой правонарушений, а не наказанием за уже произошедшее. Наказание сродни мести, оно уже помочь не может, а общественное значение его равно нулю. Я считаю правильным отмену в большинстве развитых стран смертной казни: профилактического толку от нее нет.

Патологоанатомов, судмедэкспертов постоянно подталкивают руководители всех рангов «менять статистику». Если больной после операции на желудке получил еще и инфаркт миокарда в больнице, от которого и умер, ему не напишут инфаркт на вскрытии. Ему напишут язву желудка. Потому что сегодня месячник сокращения смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. И если успеют его перевести в реанимацию, смерть пойдет за тем отделением, откуда его перевели, – не за реанимацией. Про эти изгибы статистики знают все врачи, и все молчат. А раньше патологоанатом был беспристрастным третейским судьей для врача, источником знаний, наиболее точным диагностом. Каждый случай смерти еще и разбирался на комиссии, уточнялись все расхождения и неясности.

История вторая произошла недавно в Питере, где под суд попала хирург, якобы забывшая в животе больного зажим. Больной оказался известным уголовным авторитетом, находившимся в заключении, и спустя несколько месяцев в другом лечебном учреждении другой врач «обнаружил» у него этот зажим на рентгене. Зажим – не иголка, он большой и прощупывается руками. Не говоря уж про УЗИ. Не было его – и вдруг появился. Врач, который «нашел» зажим, понимал всю абсурдность этого. Не мог отказаться? Нож приставили к горлу? Приказ выполнял? В любом случае он поступился своей совестью, своей честью. Из-за него загублена карьера коллеги, и это только малая часть последствий.

Каждому врачу приходилось оказываться в щепетильном положении. Команда Гематологического научного центра во главе с моим отцом академиком Андреем Воробьевым много лет отстаивала интересы больного, проходящего по «делу ЮКОСа» и страдавшего одновременно опухолью системы крови и ВИЧ-инфекцией. Удалось вызволить его из камеры и поместить в больничные условия.

Мне пришлось принимать участие в судьбе ректора медицинского университета, которого следствие поместило прикованным наручниками в больницу, где все врачи фактически были его учениками. Чтобы еще и унизить. Мы обращались во все инстанции, включая президента страны, сработало. Ректор был отпущен под подписку о невыезде, позже его судили за взятки, но издевательств больше не было.

Свежий вопиющий случай нарушения врачебной этики: больной с сотрясением мозга выписан из крупного НИИ в «обезьянник» на следующий день после получения черепно-мозговой травмы. Ну, выписали, так выписали. Хотя положено некоторое время после такого удара лежать, обычно несколько суток, наблюдаться, соблюдать покой. Иногда бывает, что через сутки возникает гематома в головном мозге на месте вроде бы «незначительной» черепно-мозговой травмы. Через сутки можно отпустить домой с рекомендацией пару-тройку дней отлежаться. Вообще же больничный дают недели на две. Да и последствия этой травмы могут появиться спустя достаточно большое время.

Но не отправлять же больного в полицию, которая, собственно, и нанесла ему эту травму. Может быть, полицейский, избивший парня, был сто раз прав по инструкции. Но врач – не полицейский. Его задача – помочь больному. Так было всегда. Даже у нацистов врачи могли помочь.

В Волоколамске раненые из дивизии Панфилова лежали в больнице, из которой их попытались на телегах вывезти в Москву. Но скорость наступления немцев была высокой, и обоз вскоре лесными дорогами вернулся обратно. Тогда главный врач Николай Плотников повесил на входе в отделение табличку с надписью на русском и на немецком: «Тиф. Карантин». Пришедший в больницу немецкий врач подтвердил карантин, не заходя в палаты. А мог бы и проверить. Все остальные военнопленные этой дивизии были сожжены заживо в сарае, а раненые в больнице остались в живых. Эта история из первых рук, рассказывалась, когда обсуждалась врачебная честь.

Руководитель НИИ, отдавший пациента полицейским, сам специалист по черепно-мозговой травме, гордо заявляет, что ничего страшного не произошло, сотрясение мозга проходит за минуту. Его не смущает, что это противоречит всем канонам нейрохирургии. Дальше, заявляет он публично, можно выпроводить пострадавшего из больницы. Именно циничная форма этого заявления и вызывала бурную реакцию медицинского сообщества.

Еще раз повторю: задача врача – соблюдать исключительно права пациента, заботиться о больном. Тем более в данном случае речь шла не о бандите-убийце, а о молодом человеке, которого избили спросонья в 4 часа утра в помещении, в котором он дежурил. Не говорю уже о грубом нарушении врачебной тайны, что, согласно закону, должно преследоваться вплоть до возбуждения уголовного дела. Ситуация выходит за все рамки приличий. После такого поступка, сделанного, возможно, по малодушию или недомыслию, человек с честью должен, мне кажется, уйти с должности директора с просьбой перевести куда-нибудь «в глушь, в Саратов», отмаливать грехи, работая в реанимации.

Времена, когда люди ценили свою честь, увы, прошли, уверен, ничего не произойдет, скоро про эту историю забудут. Да и дискуссии в социальных сетях показывают, что многие не понимают уровня падения для всего медицинского сословия. Впрочем, у населения останется еще одна зарубка против нынешних эскулапов – не только среди них мало квалифицированных, грамотных, не только много мздоимцев, так они еще и пресмыкаются перед любой властью.

источник

— Павел Андреевич, как вы узнали о том, что больше не работаете в МГМУ имени Сеченова?

— Четвертого августа мне позвонили из отдела кадров нашего 1-го меда (ныне — Первый МГМУ имени И.М. Сеченова. — ред.) и сообщили, что я там теперь не работаю. В последнее время мой договор продлевался на год, в этом году – на три месяца – без объяснения причин. Никаких претензий мне никто не предъявлял. Конфликтов с руководством у нас не было. Есть, я знаю, неудовлетворенность моей гражданской позицией, моим профессиональным отношением к происходящему в здравоохранении, но это же не конфликт. Я считаю, что мои права грубо попраны. И по-человечески и по закону.

— Вы не раз критиковали ход реформы здравоохранения в России, получается, теперь вы ощутили это на себе?

— Причем уже второй раз. Первый раз мою кафедру выгнали из 7-й скоропомощной больницы, крупнейшей в городе. Она была сокращена, часть ее была закрыта. Это было в 2014 году. В университете имени Сеченова последние 18 лет я заведовал кафедрой гематологии и гериатрии, а больница была нашей клинической базой, в институте своих коек мало. Кое-как пристроились, конечно, но 34 года в больнице — это целая врачебная жизнь.

— Вы говорили не раз, что реформа здравоохранения – это по сути уничтожение нашей медицины. Сейчас ваша позиция только укрепилась?

— Все так и есть. За последние несколько месяцев в России уволилось 10 процентов младшего и среднего медицинского персонала. Вдумайтесь в цифру — это 40-50 тысяч человек! Они просто сбежали. Это продолжается уже несколько лет. Последние цифры говорят о том, что эта «реформа» не прекращается. Люди уходят сами. Низкие зарплаты, колоссальные нагрузки. Зарплата медсестры в стране сейчас 5-7 тысяч рублей. Люди берут 2,5 ставки, чтобы заработать хотя бы 15-16 тысяч. Теперь в больницах, похоже, обслуживать пациентов будут за деньги. Может быть, им самим придется нанимать сиделок. Кто-то же должен менять белье, памперсы, делать перевязки…

— В ходе реформы убрали медсестер и в поликлиниках, решив, что врач справится с оформлением записей сам. Как это сказалось на работе поликлиник?

— Сделали это как раз потому, что медсестер просто не хватает. Решили изобразить реформаторскую деятельность, убрав функцию медсестры совсем. Это неправильно. Во всем мире, наоборот, на одного врача работает три-четыре медсестры. Медсестра оформляет все записи, документы. По мировым стандартам, врач уделяет пациенту минут пять, а уже все остальное делает медсестра. Теперь у нас врач сидит и оформляет записи и в карте, и в компьютере… А ведь от этой работы доктора можно вообще избавить, например, с помощью диктофонных записей, которые расшифровывают call-центры. Во всем мире такая практика существует десятки лет, только мы не можем никак понять, как все обустроить.

— Наши поликлиники перешли на новый стандарт работы — это улучшило качество обслуживания пациентов?

— Да, сейчас наши поликлиники уже работают по новой «реформаторской» модели, но это не привело к улучшению оказания помощи. Количество бумажной работы не уменьшилось, записаться на прием не всегда легко, а электронная запись тоже не всем пациентам удобна и доступна. За последнее время были даже случаи, когда люди умирали в очереди в регистратуру.

Это формализованные игры чиновников, которые не имеют отношения к реформе здравоохранения. Они улучшают не эффективность обслуживания населения, а эффективность расходования средств. Медицина должна быть платной, кто не может платить, тот пусть болеет и умирает сам. А кто не хочет так работать, может идти в бизнес, — мы слышим и такие советы.

— Власти говорили о том, что в ходе реформы зарплаты врачей вырастут и что они уже составляют до 80 тысяч рублей…

— Зарплаты врачей растут — за счет того, что их увольняют. Ушло 2 врача, третьему повысили зарплату. Но он же не будет работать за троих. Врачи уже давно работают на пределе своих сил.

— С какой целью в таком случае идет у нас эта оптимизация здравоохранения?

— Это реформа по экономии средств. «Денег нет, но вы держитесь». Вот, к примеру, недавно была опубликована статистика по заболеванию воспалением легких на дому. Смертность в городе увеличилась на 30 процентов. Это же фантастика! От воспаления легких вообще не должны умирать, банальная домашняя пневмония, есть разные антибиотики…

Я это объясняю только плохой организацией медицинской помощи. Сейчас не госпитализируют вовремя таких больных. Например, есть новые ограничения. Без высокой температуры при воспалении легких не положат в больницу. А ведь у пожилых людей при этом заболевании обычно не бывает высокой температуры. В итоге люди приезжают в больницу уже в реанимацию.

— В чем изменились правила работы скорой помощи?

— Изменились правила работы и скорой помощи, и плановой помощи, и правила госпитализации. Теперь нельзя положить человека на обследование. Все обследование проходит амбулаторно. Но на практике это нереально, недоступно для населения. Поликлиника в одном месте, обследование делать нужно ехать на другой конец города. И все время требуют денег за то, чтобы делать быстро. Скажем, МРТ и КТ, то, что нужно делать срочно при определении опухолей, часто назначают через несколько месяцев — очередь. Хотите сделать быстро — платите деньги. Потому что одна из задач здравоохранения теперь — зарабатывание денег. А сделать это можно, только обирая больных.

«Скорая» теперь не увозит пациентов в больницу без явной угрозы жизни. А то, что угроза жизни может наступить через несколько минут после их отъезда, уже никого не волнует. Вызовы передаются на «неотложку», которая может приехать и через сутки.

— Что происходит в регионах?

В регионах все то же самое, помноженное на удаленность территорий. Там подчас и вовсе нет теперь «скорой помощи». Количество ФАПов (фельдшерско-акушерский пункт) в регионах в 2 раза больше, чем количество фельдшеров. Там некому работать. Но при этом в маленьких населенных пунктах вообще убирают медицинские учреждения. Хочешь лечиться — отправляйся в ближайший город, на посещение поликлиники уходит двое суток!

— Вы как-то говорили, что наша реформа идет по американской модели здравоохранения. Это так?

— Практически да, только мы опаздываем. Обама уже поворачивает американское здравоохранение на наши, еще советские принципы. Да и многие европейские страны тоже уже оценили удобство и качество нашей системы здравоохранения. А мы, наоборот, зачем-то от нее отказываемся. Та самая «английская модель» — это советская модель, она просто была приспособлена под жизнь Англии. Основные принципы — это первичное звено здравоохранения, доступное для всех, разделение на оказание помощи на двух уровнях — первичная ступень и вторичная. Но основной упор делается на первичное звено, там врачи и медсестры общей практики.

— А как вы оцениваете изменение системы медицинского страхования у нас?

— Вот это как раз чистое воровство денег. По самым скромным подсчетам, 10 процентов от наших страховок уходит не на лечение, не на больных, а на обслуживание системы. А самое важное — что это не имеет никакого отношения к повышению качества, эффективности и так далее.

И, кстати, никаких изменений в ОМС на самом деле за последние годы не произошло. Многие принципы были заложены в систему в начале 90-х годов. У нас никто не читает законы: например, право пациента перейти из одной поликлиники в другую — это вообще не новшество, это уже было с 1993 года, но не работало, людям просто не говорили о такой возможности, а сами мы свои права не стремимся знать.

— Профсоюзы работников здравоохранения как-то реагируют на ситуацию? И могут ли они ее изменить?

— Официальный медицинский профсоюз ничего не делает. Есть независимый профсоюз «Действие», который что-то пытается делать, но испытывает постоянные гонения. Сам я не верю ни в партии, ни в профсоюзы.

— Одно время врачи были довольно активны, выходили на митинги. Почему сейчас нет такой активности?

— Да, люди митинговали. Но ведь ничего не произошло. Всех обманули. Все обещания властей оказались пшиком. Кому-то сунули подачку деньгами, кому-то нет. У врачей опустились руки.

— Одно время наши власти говорили, что реформа здравоохранения идет с ошибками…

— Это были пустые высказывания. Уверен, что за ними не стояло никаких конкретных планов по развороту реформы, по каким-то корректировкам. Все идет так же, как шло, критику на местах просто не слышат, а критикующих — преследуют.

Редакция портала ПРАВМИР обратилась за комментариями в Первый МГМУ им. И. М. Сеченова и Министерство здравоохранения РФ. Комментарии от университета мы все еще ждем, а пока приводим ответы Минздрава на наши вопросы.

Действительно ли за последние месяцы из сферы здравоохранения уволилось 10% младшего и среднего персонала, что составляет 40-50 тысяч человек? Почему это произошло?

По данным Росстата, в 2016 году (1 квартал) численность среднего медперсонала в региональных и муниципальных медицинских организациях уменьшилась по сравнению с аналогичным периодом 2015 года (1 квартал) на 11 755 чел.(- 0,9%), а в сравнении со всем 2015 годом – на 8 687 чел.(- 0,7%).

Однако темп убыли численности средних медицинских работников в 2015 г. снизился практически в 2 раза по сравнению с 2014 г. (1,6% против 2,8%).

Укомплектованность должностей средних медицинских работников в целом в медицинских организациях в 2015 г. выросла до 91,7 % (91,5 % в 2014 г). Аналогичная тенденция отмечена и с укомплектованностью штатных должностей медицинских сестер, которая в целом составила в 2015 г. 92,1 % (91,8 % в 2014 г.).

Снижение численности младшего медицинского персонала происходит на фоне роста числа работников медицинских организаций других категорий. Эта тенденция обусловлена перераспределением части трудовых функций на иной персонал в случае, если работа не предполагает непосредственного участия в медицинской деятельности и не требует наличия определенных знаний и умений.

Действительно ли зарплаты врачей растут от того, что их увольняют и оставшимся докторам приходится закрывать 2-3 ставки? Какова средняя зарплата врача и ее перспективы?

Коэффициент совместительства в Российской Федерации у средних медработников остается стабильным на уровне 1,3, что не подтверждает мнения об увеличении нагрузки на средний медперсонал.

В целом по Российской Федерации, по данным Росстата, в I квартале 2016 года среднемесячная заработная плата медицинских работников увеличилась по сравнению с I кварталом 2015 годом: у врачей – на 5,0% и составила 46,1 тыс. рублей, среднего медицинского персонала на 4,7% и составила 26,8 тыс. рублей; младшего медицинского персонала, соответственно на 6,2% и составила 16,9 тыс. рублей.

Правда ли, что в регионах есть ФАПы, но не хватает фельдшеров, и людям приходится по двое суток тратить на посещение поликлиники в отдаленном районе? Минздравом России особое внимание уделяется оказанию медицинской помощи в отдельных районах страны. Стоит отметить, что в 2015 году внесены изменения в Положение об организации оказания первичной медико-санитарной помощи взрослому населению в части организации помощи сельским жителям.

Так, в сельских населенных пунктах с числом жителей более 2 тыс. человек для оказания первичной врачебной медико-санитарной помощи должны быть организованы врачебные амбулатории. Если число жителей превышает 1 тыс. человек, но при этом не достигает 2 тыс. человек, в населенном пункте может быть организован фельдшерско-акушерский пункт/фельдшерский здравпункт (если расстояние до ближайшей медицинской организации не превышает 6 км) или центр общей врачебной практики/ врачебная амбулатория (если расстояние от фельдшерско-акушерского пункта до ближайшей медицинской организации превышает 6 км).

В поселениях с числом жителей от 300 человек до 1 тыс., создаются фельдшерско-акушерские пункты или фельдшерские здравпункты вне зависимости от расстояния до ближайшей медицинской организации в случае отсутствия других медицинских организаций.

Также важное значение имеет кадровое обеспечение.

Программа «Земский доктор» реализуется с 2012 года. Единовременные компенсационные выплаты в размере 1 миллиона рублей осуществляются участникам программы, имеющим высшее образование, прибывшим на работу в сельские населенные пункты или рабочие поселки, и заключившим договор с уполномоченным органом исполнительной власти субъекта Российской Федерации (программа «Земский доктор»). По данным Федерального фонда обязательного медицинского страхования на 1 января 2016 г., за период 2012–2015 годы общее количество медицинских работников, привлеченных в рамках программы «Земский доктор» для работы в сельских населенных пунктах и рабочих поселках, составило 19,02 тыс. специалистов, в том числе в 2015 году – 3 тыс. человек.

На 2016 год действие программы продлено, при этом увеличен предельный возраст участников программы до 50 лет, а также перечень видов населенных пунктов, на которые распространяется действие программы, дополнен поселками городского типа. Одновременно изменено соотношение в софинансировании программы: из бюджета Федерального фонда обязательного медицинского страхования – 60 %, из средств бюджетов субъектов Российской Федерации – 40 %.

Профессор говорит о том, что в системе ОМС не произошло существенных изменений. Это так?

Напомним, что только за последние десять лет произошли кардинальные изменения в сфере обязательного медицинского страхования граждан. Приняты основные документы в этой сфере, речь идет о Федеральном законе от 29.11.2010 N 326-ФЗ, приказ Министерства здравоохранения Российской Федерации от 28 февраля 2011 г. № 158н, приказ Федерального фонда обязательного медицинского страхования от 1 декабря 2010 г. №230 «Об утверждении Порядка организации и проведения контроля объемов, сроков, качества и условий предоставления медицинской помощи по обязательному медицинскому страхованию» и приказ Федерального фонда обязательного медицинского страхования от 26 декабря 2011г. № 243 «Об оценке деятельности страховых медицинских организаций».

Сфера ОМС становится все более привлекательной для частного сектора.

Как изменились принципы работы «Скорой помощи»? Теперь она не увозит без явной угрозы жизни? Каковы новые правила госпитализации?

Подчеркиваем, что Принципы работы скорой помощи, а также порядок ее оказания не изменились. Скорая медицинская помощь оказывается в случае угрозы жизни, а неотложная помощь во всех остальных.

Порядок оказания скорой медицинской помощи утверждены приказом Минздрава России от 20.06.2013 № 388н «Об утверждении порядка оказания скорой, в том числе скорой специализированной, медицинской помощи»:

п. 11. Поводами для вызова скорой медицинской помощи в экстренной форме являются внезапные острые заболевания, состояния, обострения хронических заболеваний, представляющие угрозу жизни пациента, в том числе:

в) нарушения системы кровообращения;

г) психические расстройства, сопровождающиеся действиями пациента, представляющими непосредственную опасность для него или других лиц;

е) травмы любой этиологии, отравления, ранения (сопровождающиеся кровотечением, представляющим угрозу жизни, или повреждением внутренних органов);

ж) термические и химические ожоги;

з) кровотечения любой этиологии;

и) роды, угроза прерывания беременности.

п. 13. Поводами для вызова скорой медицинской помощи в неотложной форме являются:

а) внезапные острые заболевания, состояния, обострения хронических заболеваний, требующие срочного медицинского вмешательства, без явных признаков угрозы жизни, указанных в пункте 11 настоящего Порядка;

п. 14. При оказании скорой, в том числе скорой специализированной, медицинской помощи в случае необходимости осуществляется медицинская эвакуация.

источник

Ольга Беклемищева: Сегодня мы поговорим о проблемах людей пожилого возраста, о терапевтических проблемах, о том, что можно исправить. Дело в том, что человечество сейчас стремительно стареет. В начале прошлого века, в 1900 году, средняя продолжительность жизни составляла 32 года, а количество людей с возрастом больше 65 лет в развитых странах не превышало 4 процентов. Сейчас ситуация изменилась, сейчас люди старше 65 лет составляют 14, в некоторых странах 20 процентов. А к 2050 году их будет еще больше. Причем Россия относится к числу стран, где старение населения наиболее интенсивно. Почему это так? Что можно сделать? Об этом и пойдет речь в нашей передаче.

Сегодня у нас в студии профессор, заведующий кафедрой гематологии и гериатрии Московской медицинской академии имени Сеченова Павел Андреевич Воробьев. По телефону в нашем разговоре примет участие наш постоянный медицинский эксперт, профессор Даниил Борисович Голубев.

Итак, мне хотелось бы спросить нашего гостя о том, почему же в России такая серьезная ситуация с возрастанием количества очень пожилых и пожилых людей?

Павел Воробьев: Дело в том, что наша страна на протяжении XX века уничтожала свое население. По самым разным оценкам цифра погибших за все годы, начиная с Первой мировой войны, составляет 100-150 миллионов (оценки очень приблизительные) человек. До 1928 года рождения мальчики практически все погибли на войне. С 1928 года они на войну не ходили. И, в общем, по-видимому, уже таких массовых вымираний это поколение не знало. Сейчас им 75 и немножко больше, немножко моложе, и их очень много. Следующее большое поколение, которое придет, — это дети этих не погибших во время войны. Сейчас этому поколению порядка 50 лет, 35-55 примерно. Если посмотреть на народонаселение, это очень большое количество людей, и они через несколько лет — уже сейчас женщины начали выходить на пенсию — составят значительную часть нашего населения. При этом дети не рождаются — это провал, тоже связанный в значительной мере с войной и плюс разные другие факторы, урбанизация, поэтому мало молодых. И в ближайшие 15-20 лет ситуация для страны будет очень тревожной, потому что просто некому будет кормить пенсионеров.

Ольга Беклемищева: А что же можно сделать для того, чтобы старость была достойной, то есть доброй, без болезней? Конечно, хотелось бы и нормальной пенсии, но это не зависит от медиков. А вот в той части, что зависит от медицины, что можно сделать для такого большого количества пожилых людей?

Павел Воробьев: Здесь есть несколько задач, и первая задача, которая, может быть, тоже напрямую с медициной не связана, — это активная жизненная позиция и работа. Мы считаем, что человек должен работать как можно дольше. Чем дольше он работает, тем лучше он живет. К сожалению, в течение XX века весь мир выдумал пенсию по старости, и люди, выходя на пенсию, заболевают. Это срыв, это ошибка для человека, когда он работал, ходил куда-то, был нужен — и вдруг внезапно он становится никому не нужным, и ему некуда идти. Поэтому мы считаем, что человек должен, даже будучи на пенсии формально, все равно продолжать работать. Даже если он не работает на государственной какой-то службе или на работе, то он должен что-то делать дома. И, еще раз, чем дольше он работает, чем лучше, тем активнее он живет, тем меньше он болеет.

Ольга Беклемищева: Но это же во многом зависит не от самого человека, а от работодателя. К сожалению, сейчас очень негативное отношение к лицам старшего возраста со стороны работодателей, их просто выживают из трудовых коллективов.

Павел Воробьев: Ну, выживать из трудовых коллективов — я не знаю, где выживают.

Ольга Беклемищева: В частном секторе.

Павел Воробьев: Не знают. Не берут на работу — это другое дело. Выживать никого не выживают особенно. В частном секторе, насколько мне известно, безработица, там найти человека невозможно на работу. Дело здесь немножко более глобальное. У нас, во-первых, пенсионный возраст совершенно непонятный для всего мира. В 55 лет женщина-пенсионер — это что-то странное, честно говоря. Это, в общем, молодая женщина-то по нынешним временам. В начале века она была пожилая, а сейчас что это такое? Это раз. Второе, у нас очень жестко выгоняли до сих пор с государственной службы. С прошлого года, с июля месяца, принят закон, по которому предельный возраст госслужбы — 65 лет, и вот это жесткое такое изгнание сейчас вроде бы сошло на нет. Поэтому вопрос можно решать, и главное, что люди должны менять профессию, как делают китайцы. В Китае пожилым людям устраивают специальные рабочие места, это социальная программа, ничего особенного в этом нет.

Ольга Беклемищева: Но если эти программы есть, то слава Богу.

Павел Воробьев: Так их надо делать.

Ольга Беклемищева: Да, это призыв. А вот что нужно сделать самому человеку, для того чтобы сохранить работоспособность? Человек действительно верит, что ему лучше, если он работает или работает в семье, ощущает свою нужность, но этому могут препятствовать болезни. Вот что сделать, чтобы они не препятствовали?

Павел Воробьев: Ну, болезни надо лечить.

Ольга Беклемищева: Какие основные заболевания?

Павел Воробьев: Есть проблемы, которые носят, если хотите, национальный характер. Вот вы говорили о начале века — тогда были распространены инфекционные болезни, в начале XX века, и действительно люди мерли, как мухи, от бактериальных инфекций. В течение первой половины XX века с инфекциями было покончено, и с середины XX века пришла эра антибиотиков, появился пенициллин, и сегодня мы забыли, в общем, что такое инфекции. Конечно, тяжелые остаются, сепсисы, но вот те массовые, каждодневные инфекции: Понимаете, когда я пришел в больницу, — это было недавно довольно — каждый день я видел тяжелого больного с ревматизмом, погибающего от сердечной недостаточности. Ревматические пороки — это инфекция. А сейчас их нет, этих больных, они исчезли. Мы вылечили ревматизм просто пенициллином, пенициллино-профилактикой.

Но на смену этим болезням пришли другие, в первую очередь гипертония. То, что сейчас поддается реальному лечению, и то, что зависит в значительной степени от самого человека, — это артериальная гипертония. Лекарств достаточно много, они достаточно эффективны, их нужно подбирать каждому человеку индивидуально, но давление должно быть нормальным — это вот такая задача, которая сегодня поставлена и решается во всем мире довольно успешно. В последние годы она и у нас успешно стала решаться. Это снижает риск развития и инфаркта, и инсульта, и других сосудистых поражений.

Ольга Беклемищева: А как вы относитесь о профилактике аспирином, препаратами аспиринового ряда?

Павел Воробьев: Ну, аспиринового ряда нет, есть аспирин. Есть другие дезагреганты типа плавекса или тиклида. Я к этому отношусь очень положительно, потому что я несколько лет назад сформулировал такую теорию сосудистого старения, и я считаю, что одна из причин преждевременного старения — это поражений сосудов различными заболеваниями. Поскольку все антиагреганты, и аспирин в том числе, воздействуют на проходимость сосудов, то, в общем, это очень полезно с точки зрения предупреждения преждевременного старения.

Ольга Беклемищева: Я хочу спросить теперь Даниила Борисовича Голубева. Даниил Борисович, скажите, пожалуйста, а как обслуживаются пожилые люди в Америке?

Даниил Голубев: Во-первых, я хочу сказать, что количество старых и пожилых людей в Америке за последние годы приобрело: как бы поделикатнее выразиться, значительную роль стали играть во всех расчетах эти люди. Дело в том, что за последние 100 лет средняя продолжительность жизни реально увеличилась более чем в 2 раза, возраст женщин перевалил за 80 средний, а мужчин — приблизился к 76 годам. Тут много причин: и исторических — отсутствие крупных потерь в войнах, и увеличение среднего дохода на душу населения, и улучшение санитарно-гигиенических условий, отсутствие дефицита продуктов питания и их доступность, и усовершенствование методов профилактики и лечения. Как мой российский коллега говорил, конечно, удельный вес инфекций как причин смерти резко уменьшился, и очень все-таки продвинулось лечение сердечно-сосудистых заболеваний, особенно хирургическим путем — это прямо на потоке операции, которые продлевают жизнь на десятки лет.

Пожилых, старых и долгожителей стало намного больше. И это привело к возникновению целой категории вот таких возрастных болезней, которые приобрели буквально эпидемической распространение. Это прежде всего болезни Альцгеймера — много миллионов человек, и Паркинсона. С медицинским обслуживанием этих категорий дело обстоит очень неровно. Наиболее полным обеспечением пользуются те, кто по своему доходу относится к категории неимущих. В сочетании с различными специальными льготами для пожилых они обеспечены и бесплатным лечением, и бесплатными лекарствами, и фактически бесплатным пребыванием в домах для пожилых и хосписах (в последнем случае их пенсия или другое социальное пособие поступает в эти учреждения). Военные ветераны пользуются дополнительными льготами в соответствии со специальными положениями Министерства обороны. На ветеранов армий других стран эти льготы не распространяются, они пользуются льготами только как пожилые и неимущие, если таковыми являются.

А вот основная масса населения — это трудовые пенсионеры по выслуге лет, американцы коренные, такими услугами не пользуются. Острой проблемой для них является покупка лекарств, стоимость которых очень высока. И вообще, льготы для пожилых являются постоянной темой дискуссий в Конгрессе и обязательным пунктом программ кандидатов в новые президенты. Стоимость годичного пребывания в доме для престарелых, если за него платить, равняется 49-50 тысячам долларов в год. И для этого надо иметь специальную страховку, с детства ее выплачивать, далеко не все это имеют. А если ее нет, то сами понимаете, какие колоссальные трудности у людей среднего класса возникают. Ну, есть всякие фонды, которые помогают, очень активны фонды по специальным видам болезней: фонды для поддержки больных болезнью Альцгеймера, больных тугоухостью, глаукомой и так далее. Но, в общем, те, кто наиболее богат или наиболее беден, по меркам американцев, пользуются лучшими льготами и более обеспечены.

Ну а в целом продолжительность жизни за 100 лет, как я говорил, удвоилась. И сейчас на пути дальнейшего удлинения стоит, как ни странно, массовая прибавка в весе. Если не преодолеть этого порока для поколения нынешних детей, то это будет первое поколение, которое будет жить не дольше своих родителей. Вот такие вот проблемы, непростые, но, в общем, решаемые, стоят перед американским обществом.

Ольга Беклемищева: Спасибо, Даниил Борисович. На самом деле, профессор Голубев достаточно часто упоминает о том, что именно люди с трудовой пенсией в Соединенных Штатах пользуются, к сожалению, худшим медицинским обслуживанием. А давайте прикинем для России, на что может рассчитывать российский пенсионер по лекарственному обеспечению, по медицинскому обслуживанию, Павел Андреевич?

Павел Воробьев: По лекарственному обеспечению сейчас часть пенсионеров, треть примерно, получили очень хорошие дотации. Так называемая монетизация льгот, которая обсуждается, к сожалению, далеко не везде заработала на местах хорошо, но сама по себе система правильная, и для наших граждан полезная. Хотя, наверное, для иностранных граждан не очень понятно, о чем идет речь. Дело в том, что на Западе люди все-таки получают лекарства по необходимости бесплатно в большинстве стран, кроме Америки. Америка — отдельная страна, там с медициной вообще не очень хорошо, с организацией здравоохранения. Там очень технологии высокие, но, как только что было сказано, там очень большое расслоение людей. Есть страховка — ты имеешь доступ к замечательной медицине, нет страховки — ты ничего не имеешь. В Европе больные в основном получают то, в чем они нуждаются.

Ольга Беклемищева: Насколько я слышала, в Евросоюзе стандартная цена рецепта — типа 10 евро, что бы тебе ни выписали, от цитостатика до витамина.

Павел Воробьев: Это другая ситуация. Нет, они оплачивают не факт получения лекарства, а работу провизора, работу аптеки оплачивает пациент. А само лекарство оплачивает государство. Это совершенно другая оплата. И, кстати говоря, в Штатах такая же ситуация: если вы получает лекарство в аптеке бесплатно, то вы платите 5 долларов за то, что вам его завернули, в бутылочку отсыпали, причем бутылочка такая классическая, с лейблом таким, очень смешно выглядит.

Мы сейчас попытались хотя бы часть населения перевести на эти рельсы, дать им те лекарства, которые им нужны. Нареканий масса, всем это известно. Но обратите внимание, что прошло реально четыре месяца с начала старта программы — и, в общем, нарекания исчезли. Нерасторопность остается, кто-то что-то недополучил, все это понятно, но в целом люди стали получать лекарства, и обеспеченность резко возросла. Я езжу по регионам, довольно много обращаюсь. Разговариваю с чиновником, и он говорит: . Разговариваешь с врачом, нормальным врачом — не с тем, кто выписывает рецепты и этим мучается, а с тем, кто знает, что людям нужны цитостатики или еще что-то, — он говорит:

Ольга Беклемищева: Но вы сказали, что это распространилось приблизительно на треть пожилых россиян.

Павел Воробьев: Не пожилых, это отдельные категории, там инвалиды — льготные категории так называемые.

Ольга Беклемищева: А две трети?

Павел Воробьев: Две трети имеют пока старые способы получения. Если они имеют льготы, они получают из денег, которые платит субъект Федерации, а если они не имеют льгот, то они покупают на свои. И вот это, к сожалению, самое большое безобразие, которое есть в нашей стране. Люди вообще не должны покупать лекарства, это нонсенс.

Ольга Беклемищева: Люди должны получать лекарства вместе с рецептом.

Павел Воробьев: Да, или по рецептам. Кстати говоря, тогда исчезнет та безумная проблема, которая есть сейчас в стране, — проблема биологических добавок. Как только перестанут продаваться лекарства, то и добавки перестанут продаваться. Сегодня людей обманывают, они покупают добавки вместо лекарств, потому что и на то, и на это деньги надо тратить, а если они не будут тратить деньги, то они будут покупать только то, что им действительно нужно.

Ольга Беклемищева: Но лекарства — это только часть проблемы. Вторая часть проблемы — это собственно медицинская помощь и пребывание в стационаре или первичная медицинская помощь, если человек лечится дома. Сейчас существует система, — может быть, это кусочек системы будущего, может быть, не так, мы еще обсудим это с Павлом Андреевичем, — так называемые госпитали ветеранов войны. Я побывала в одном из них, это 1-ый Московский госпиталь ветеранов войны, и поговорила с пациентами.

Пациент: У меня, вы знаете, грыжа. Зашили назад, нормально все.

Ольга Беклемищева: Скажите, пожалуйста, вы хорошо перенесли наркоз, саму операцию?

Пациент: Нормально, я ничего не слышал.

Пациентка: Я всегда нахожу возможность быть оптимистом, несмотря на все горести, которые на меня напали. Во-первых, у меня болит правая нога. В свое время меня сбила машина. Сначала хорошо ходила и даже танцевала, а потом постепенно все хуже мне, хуже и хуже, и я вот хожу с двумя палками с подлокотниками, без них я ни шагу не смогу сделать. Но коли я хожу, значит, я уже человек. Значит, я уже действуют. Значит, я уже могу быть полезной. И действительно, бываю полезной. В госпиталь я пошла не столько лечить ногу, потому что знала, что ногу мою трудно вылечить сейчас. У меня язва 12-перстной кишки, и это обнаружили здесь. Я почувствовала, что мне плохо, что мне есть ничего нормально невозможно. А здесь мне очень хорошо помогли.

Ольга Беклемищева: Итак, для таких людей, которые имеют право на льготы, как ветераны, труженики тыла, есть такая система специальных геронтологически ориентированных клиник, госпиталей. А тем, кто не имеет такой льготы, есть какие-то гериатрические койки в клиниках общего профиля, и есть масса нареканий на их деятельность, на их медицинские результаты. Как вы считаете, профессор Воробьев, как правильно можно было бы организовать лечение пожилых людей с учетом специфики замедленных процессов обмена в их организме и так далее?

Павел Воробьев: Мое мнение, что лечение пожилых должно в основном проводиться, конечно, врачами общей практики, специальных врачей для этого содержать нельзя, потому что это все равно будет врач общей практики. Другое дело, что врачи общей практики должны обучаться, с одной стороны, без этого некуда мы не сдвинемся, а второе, нужны стандарты. Нужны четкие и однозначные стандарты, как вести пожилых больных, чтобы врачу не нужно было думать, какие препараты, какие дозы подбирать для пожилых. Это же все известно: открываешь, справочник, открываешь бумажку, где все написано. Понимаете, не такой вот специфики, которая заставляла бы всех врачей переделать в гериаторов. Врач все-таки должен быть общим, он должен лечить всех, потому что человек у нас один, «хомо сапиенс», и болеет одними болезнями. Другое дело, что одни болезни чаще встречаются в детстве (свинка, например), а другие болезни (Альцгеймера) встречаются в пожилом возрасте.

Ольга Беклемищева: Практически исключительно, у младенцев, во всяком случае, не замечено.

Павел Воробьев: В отличие от свинки, да, действительно. Тем не менее, болезнь Альцгеймера — эту болезнь не будет врач-терапевт на участке лечить, все равно специалист уже будет этим заниматься — невролог, в специальном заведении, скорее всего, потому что эти больные, к сожалению, требуют изоляции, круглосуточного наблюдения — они уходят, они могут куда-то пропасть.

Ольга Беклемищева: Это уже хроническая стадия. А если мы возьмем профилактику?

Павел Воробьев: Вы не знаете, с какого момента это начинается. Это происходит внезапно: человек уходит и исчезает. К сожалению, в этом проблема. Когда с американцами разговариваешь по этому поводу, они говорят, что как только первые признаки болезни Альцгеймера появляются, они предупреждают родственников, что снимают с себя ответственность за поведение человека, потому что человек в любой момент может исчезнуть. Это очень важно знать всем, потому что нужно немедленно начинать наблюдать у врача, обязательно. Первые признаки, вы видите, что у человека как-то меняется поведение, появляются какие-то неадекватные вещи, — проконсультируйтесь с невропатологом, с психиатром на всякий случай. Хуже не будет.

Ольга Беклемищева: На самом деле получается, если я вас правильно поняла, что должен быть врач общий терапевт, несколько более просвещенный, чем он сейчас есть, в вопросах пожилого возраста, заболеваний. А дальше куда?

Павел Воробьев: А дальше должны быть специалисты.

Ольга Беклемищева: А специалисты для пожилых должны отличаться от специалистов: скажем, должен быть невролог для больных среднего возраста и невролог для пожилых?

Павел Воробьев: Дело в том, что неврология в основном для пожилых. Только что радикулит в молодом возрасте — это единственное что.

Ольга Беклемищева: А сейчас с медицинскими новостями вас познакомит Вероника Боде.

Вероника Боде: Нередко пожилые люди предъявляют жалобы на апатию и умеренную слабость. В таких случаях в первую очередь предполагается у них наличие гипотиреоза. Однако после проведенного во Франции исследования в этом можно усомниться. На 84 больных с впервые развившимся гипертиреозом проверяли совпадение клинических признаков этого заболевания и его лабораторного подтверждения. У большинства этих больных обнаружился ряд признаков гипотиреоза! Таким образом, потеря веса, снижение аппетита, апатия могут быть связаны как с избытком, так и с недостатком функции щитовидной железы.

Опоясывающий лишай — весьма распространенное заболевание в пожилом возрасте. Медицинская статистика утверждает, что около 10 процентов пожилых американцев перенесут это заболевание в течение жизни. Оно характеризуется выраженными болями, которые могут длиться до полугода и существенно снижают качество жизни пожилых людей. Исследования, проведенные в Национальном институте аллергий и инфекций в США, доказали существенно лучший результат лечения у тех лиц, кто применял комбинированную терапию с ацикловиром и преднизолоном. Доктор Вайтлей с коллегами, однако, обращает внимание врачей на то, что данная терапия не показана людям с такими заболеваниями, как остеопороз, сахарный диабет и артериальная гипертензия.

Ходьба — эффективное средство профилактики сердечно-сосудистых заболеваний. Это еще раз подтвердили американские врачи, четыре с половиной года проводившие исследования на группе из 1645 пациентах старше 65 лет. Выяснилось, что у лиц, занимавшихся ходьбой 4 и более часов в неделю, значительно ниже риск госпитализации и смертности, чем у тех, кто занимается ходьбой 1 час в неделю. Особо отмечено, что данный вид нагрузки практически не имеет противопоказаний.

Однако беззаветно отдаться ходьбе многим людям старшего возраста мешает страх падений и связанных с ним и переломов шейки бедра, являющихся основной причиной инвалидизации пожилых пациентов. В журнале была опубликована статья французских исследователей, впервые обративших внимание на тот факт, что риск перелома шейки бедра у пожилых людей зависит не только от остеопороза и минеральной плотности кости, но и от ряда неврологических и офтальмологических факторов. Так, если у пожилого человека есть затруднения походки, затруднение при ходьбе парой (под ручку), снижение остроты зрения и маленькая окружность икры, то этот пациент подвержен высокому риску перелома, даже если его кости сохранили достаточную плотность. Ценность этого исследования в том, что если снижение минеральной плотности ткани с трудом поддается коррекции, то нервно-мышечные расстройства и снижение остроты зрения часто можно с успехом лечить, что в итоге может серьезно снизить риск переломов шейки бедра, особенно у женщин.

Ольга Беклемищева: И у нас уже есть звонок от слушателя. Александр из Петербурга, здравствуйте.

Слушатель: Добрый день. Вопрос мой касается и пожилых, и молодых. Вопрос сложный, но, тем не менее, хотелось бы получить ответ. Сейчас культ молодости, и по моим наблюдениям, молодые вообще не мыслят себя в старости. Старость — это полный негатив, это болезни, страдания, ущербность во всех отношениях. Хотелось бы господина Воробьеву задать вопрос, он встречает среди пациентов людей, которые себя чувствуют в старости лучше, чем в молодости? Вот как противовес или образец, что старость — это нестрашная вещь. Потому что очень многие молодые (не все) говорят: «Я не хочу доживать до старости». — «А что ты будешь делать?» — «Не знаю, либо умру, либо будет что-то другое». Вот такой ответ.

Ольга Беклемищева: Спасибо, Александр, за философский вопрос. Это действительно важно. Что, Павел Александрович, встречаете ли вы пациентов с хорошей, доброй старостью?

Павел Воробьев: Пациенты — не знаю. Есть много здоровых пожилых и очень пожилых людей, которые дадут фору любому молодому. Я вернулся с юбилея 80-летнего Зиновия Соломоновича Баркагана, очень известного врача в России, из Барнаула. Простите, пожалуйста, уж молодые перед ним вообще не стоят, лежат. Активнейший человек, бегает, летает по всему миру, лекции читает. При мне только читал 8 часов подряд лекцию на ногах, он ходит, и вот 8 часов он ходил по трибуне, и полный зал в Омске сидел 8 часов.

Ольга Беклемищева: Ну, можно всем только пожелать такой старости, но ее, наверное, надо заработать.

Павел Воробьев: Работать, работать и работать.

Ольга Беклемищева: Над собой прежде всего. И следующий звонок, Галина из Москвы. Здравствуйте, Галина, мы вас слушаем.

Слушатель: Здравствуйте. Уважаемый профессор, у меня к вам такой вопрос. Скажите, пожалуйста, изменилась ли классификация Всемирной организации здравоохранения в отношении возрастного ценза? Кто относится, до какого возраста считается молодой, средний, пожилой, старческий и так далее возраст? Мы говорим о пожилых людях, но ведь старческий — после 90, а пожилой считается от 60 до 75.

Павел Воробьев: Изменилось полностью отношение, я бы сказал. Классификации такой точной не было, это был как бы один из способов деления людей на разные группы. Сейчас речь идет о том, что паспортный возраст вообще не играет существенного значения. У каждого человека свой биологический возраст, и он очень разнится: в 40 лет можно быть стариком, а в 70 лет можно быть молодым человеком.

Ольга Беклемищева: И Евгений из Московской области, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Какие есть сейчас новые способы лечения рассеянного склероза у нас и в Америке?

Ольга Беклемищева: Спасибо. Профессор Воробьев:

Павел Воробьев: Да, рассеянный склероз — это тема, во-первых, не пожилых, а молодых, к сожалению. Эта болезнь больше к молодому возрасту относится. И также к сожалению, больших побед пока на этом поприще нет. Есть новые, очень дорогие препараты, пытаются их применять, но сказать, что там победа произошла, к сожалению, пока трудно.

Ольга Беклемищева: Следующий звонок. Наталья Алексеевна из Петербурга, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Дело в том, что моя мама сломала шейку бедра. Это случилось уже достаточно давно, в декабре, но там осложнилось все тем, что у нее еще киста оторвалась. В общем, была непроходимость, в одной больнице она была, во второй, а потом я ее привезла в больницу Вредена, где ее отказались оперировать, потому что у нее формула крови плохая (у ее заболевание крови).

Павел Воробьев: Какое заболевание?

Слушатель: Что-то с онкологией связанное, тем не менее, это лечится. Мне сказали: . Отвезла в другую больницу — там ее лечили дорогим лекарством, гидриа:

Павел Воробьев: У нее хронический миелолейкоз?

Слушатель: Да, именно это. И в конце концов, я ее привезла опять во Вредена. Три недели она там пролежала, я купила на свои деньги лекарства на свои деньги, естественно, хотя мы обе пенсионерки. Но, три недели продержав ее, не сделав никаких укрепляющих процедур, теперь ее выписывают, потому что на столе, когда ей стали делать наркоз, у ее упало давление до минимальным параметров. И когда я обратилась и спросила, почему не делали за три недели, которые она лежала перед операцией, никаких укрепляющих уколов, вливаний, они сказали: . Вот я таскаю ее туда-сюда, меня же еще обвиняют в том, что я издеваюсь над ней.

Ольга Беклемищева: Наталья Алексеевна, я не очень поняла, в чем ваш вопрос?

Слушатель: Мой вопрос в том, должны ли инвалиду I группы оказывать помощь?

Ольга Беклемищева: Безусловно, должны, Наталья Алексеевна, но есть разные обстоятельства. Давайте мы спросим Павла Андреевича о данном конкретном случае. Действительно, есть такая ситуация, когда человек уже тяжелый — то есть мы видим, что у женщины и перелом шейки бедра, и заболевание крови — попадает в больницу, и здравоохранение оказывается не готово к дальнейшей борьбе за его жизнь. Это жестко, но это то, что я слышала от слушательницы. В чем здесь проблема — в медицине или в нравственности?

Павел Воробьев: Во-первых, это, конечно, крик души, а не вопрос, видимо. К сожалению, если говорить о конкретной ситуации, то вряд ли я что-то могу сказать конкретное, поскольку это требует изучения документов и так далее. В целом, конечно, должны лечить, конечно, должны оперировать на бедре. Но, наверное, ни для кого не секрет, что количество операций на шейке бедра у нас ничтожно мало по сравнению, скажем, с тем же Западом. Когда уважаемый Даниил Борисович говорит, что хирургия там помогает ставить на ноги, именно ставит на ноги, на шейку бедра она ставит, потому что люди с переломом шейки бедра долго не живут. И на Западе (не знаю, как в Америке) повсеместно этот вопрос решается.

У нас ничтожно число людей, кому доступно поставить новый протез. Сейчас эта операция элементарная, через три дня человек встает на ногу — не на костыли, а на ногу. Потому что по современным технологиям есть специальный цемент, который мгновенно затвердевает — и вообще ничего не надо, человека выписывают через пять дней, пожилого. Поэтому говорить о том, что ничего нельзя сделать: Это вопрос, конечно, очень конкретный, связан с состоянием, безусловно. Но, к сожалению, все мы знаем прекрасно, что больным по возрасту отказывают в медицинской помощи.

Ольга Беклемищева: Давайте поговорим о том, что сделать, чтобы это прекратилось? Только сначала ответим еще Светлане Александровне из Петербурга. Светлана Александровна, ваш вопрос?

Слушатель: Добрый вечер. Я хотела задать вопрос Павлу Андреевичу такой. Он говорит, что хорошо сейчас снабжаются по этим льготам лекарствами. Представляете, я с начала года еще не получила ни по одному: вернее, по одному получила рецепту аспаркам. От давления выписали арифон, а его нет и нет. Есть берлеприл, я говорю: «Замените мне, пожалуйста». Она говорит: «Чтобы заменить, нужно рецепт поменять». И вот уже май заканчивается, а Павел Андреевич говорит, что хорошо лекарства получают, а я еще по льготе ничего не получила.

Ольга Беклемищева: Спасибо, Светлана Александровна. Павел Андреевич, ваш ответ.

Павел Воробьев: Это отдельный разговор на тему саботажа местных властей ведущимся реформам. К сожалению, местные товарищи очень активно сопротивляются, потому что их лишили кормушки, и это совершенно очевидно. И они делают все, чтобы люди не получали лекарства. И все-таки все должны знать, что лекарства в принципе доступны, но, к сожалению, организации на местах очень часто действуют против человека.

Ольга Беклемищева: И у нас следующий звонок — от Владимира Ивановича из Ленинградской области. Здравствуйте, Владимир Иванович.

Слушатель: Здравствуйте. Павел Андреевич, разрешите вам такой вопрос задать, медицинский и геронтологический тоже. В Москве рекламируется такое лекарство или пищевая добавка, я не знаю, — стимулятор роста нейронов. Ведь пожилым людям это весьма полезно было бы. Как вы к этому относитесь?

Павел Воробьев: Отрицательно.

Ольга Беклемищева: Владимир Иванович, Павел Андреевич стойки аллопат — это значит — приверженец лекарственных средств, занесенных в фармакологически справочник.

Павел Воробьев: Ничего подобного. Я приверженец доказанных методов лечения или профилактики, но доказанных. А если что-то написано в рекламе, то вероятность того, что это не доказано, 99 процентов.

Ольга Беклемищева: К сожалению, слишком многие фирмы наживаются на людских страданиях, людской доверчивости, и это надо иметь в виду. И следующий звонок из Москвы. Анатолий, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Уважаемый профессор, я болен рассеянным склерозом, мне 57 лет, и лет 15 уже как мне Штульман, царство ему небесное, поставил диагноз.

Павел Воробьев: Да, Давид Рувимович — замечательный был врач.

Слушатель: И вот меня просто интересует, какова продолжительность жизни людей с рассеянным склерозом и какие сейчас лекарства в России, может быть, новые какие-нибудь применяются?

Павел Воробьев: Есть новые лекарства, наверное, вы о них знаете — это бетаферон. Продолжительность жизни я вам не скажу, это чисто индивидуально, по-разному. Есть очень долгая продолжительность жизни. Насколько мне известно, рассеянный склероз не укорачивает жизнь, по большому счету.

Ольга Беклемищева: И Валерия из Московской области, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. У меня вопрос про гирудотерапию. Как уважаемый профессор смотрит на этот метод лечения по поводу гипертонии?

Павел Воробьев: Отлично. Замечательно. Хоть и древний, и страшный, говорят, что от него Гоголь умер, потому что ему под нос поставили пиявку, и он этого не пережил, но гирудин, который выделяют пиявки, очень полезен для любых сосудистых заболеваний, в том числе и для гипертонии. Другое дело, что гипертонию все равно надо лечить лекарствами. Пиявки своим чередом, а лекарства своим чередом, одно другое не замещает.

Ольга Беклемищева: И возвращаясь непосредственно к лечению, мы остановились в первой части нашей программы на госпиталях, на гериатрических койках, но есть такая вещь, как дома престарелых, есть то, о чем профессор Голубев говорил, дома сестринского ухода в Америке. То, что сейчас в России по этому поводу делается, как вы это оцениваете? Что тут можно сделать?

Павел Воробьев: Во-первых, по-моему, не делается ничего, просто все как было, так примерно все и остается. Дома престарелых, которые были при советской власти, они так и продолжают существовать. Эти дома престарелых относились, к сожалению, к Министерству труда и социальной защиты, поэтому в них, как выяснилось, медицины большой и не было никогда. Очень странное разделение, я неслучайно обращаю внимание слушателей на то, что на Западе, в частности, в Соединенных Штатах это дома сестринского ухода, это не дома престарелых, это все-таки медицинские учреждения в первую очередь. Потому что люди, конечно, там живут, но они нуждаются в постоянном медицинском и в первую очередь сестринском наблюдении. К сожалению, у нас это все довольно странно выглядит: люди действительно там живут, люди сдают пенсии, кстати говоря, а вот нормальна медицина там далеко не везде.

Ольга Беклемищева: Сейчас произошло объединение Министерства социальной защиты и Министерства здравоохранения. Есть ли какие-то подвижки?

Павел Воробьев: Мне они неизвестны. Может быть, они есть, но я, честно говоря, ничего про это не слышал. И недавно был в Смоленске в огромном доме престарелых — прекрасная медицина, они сами сейчас все делают, получают лицензии.

Ольга Беклемищева: Местные власти?

Павел Воробьев: Главный врач, как всегда. К сожалению, все это не от властей, а от главных врачей зависит. Они пытаются там сейчас наладить реабилитацию современную, сделать два отделения постинфарктной, постинсультной реабилитации. Но это, в общем, инициатива, это не какая-то государственная система, программа. Ничего по этому поводу нет. Хотя программа «Старшее поколение» есть, но она очень пустая.

Ольга Беклемищева: И следующий слушатель — Мария Николаевна из Москвы. Здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Вы меня извините, может быть, не по теме вопрос. Мне уже 68 лет, и у меня проблемы с памятью. Такое состояние, что к вечеру я забываю, что я делала в первой половине дня. Каким-то образом себе можно помочь в этом случае?

Павел Воробьев: Тренировать память надо, решать кроссворды, читать.

Ольга Беклемищева: Говорят, что Карл Маркс после 50-ти каждый день выучивал одно стихотворение, и благодаря этому до последнего пользовался совершенно замечательной памятью. Есть ли какая-то медикаментозная терапия?

Павел Воробьев: Медиканментозной, к сожалению, нет.

Ольга Беклемищева: А то, что сейчас часто прописывают, — церебрализин, неотропил и так далее? Говорят в поликлинике, что память лучше будет.

Павел Воробьев: Доказательств эффективности этих препаратов, к сожалению, нет.

Ольга Беклемищева: Жаль. И следующий звонок — от Нины из Москвы. Здравствуйте, Нина.

Слушатель: Добрый вечер. Мне кажется, что наше медицинское обеспечение пожилых не то что плохое, но еще, к сожалению, общество к этому привыкло. Я преподаю русский язык иностранным студентам, в том числе медикам. И когда мы моделировали диалоги, нормальный вопрос, когда пожилой пациент рассказывает, что с ним то-то и то-то, что врач ему отвечает: И когда мы смоделировали этот диалог, мои студенты так смеялись, и я себя поймала на том, что думаю: а что здесь смешного? Вот для студентов из Индии это было дико и странно.

Ольга Беклемищева: Спасибо.

Павел Воробьев: Да, я согласен с вами, что, к сожалению, общество вообще у нас не очень готово ни к медицине, ни к старости, ни к чему подобному. Нас научили, что мы должны быть счастливы и здоровы всю жизнь, что бы мы ни делали — курили, пили, гуляли, не важно. И если нам врач еще это здоровье не обеспечит, значит, и врач еще плохой.

Ольга Беклемищева: И Алина из Новосибирска, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Есть такая операция — эндопротезирование тазобедренных суставов. Поскольку мне предстоит эта операция, мне бы хотелось узнать, что думает ваш специалист, насколько безопасна эта операция и как возможно полноценно двигаться после нее с точки зрения отсутствия вспомогательных средств? И если возможно, пусть мне назовут хотя бы известные и неплохие эндопротекторы.

Ольга Беклемищева: Спасибо, Алина. Совершенно недавно профессор Воробьев как раз говорил о том, что это очень хорошо разработанная операция — по эндопротезированию тазобедренного сустава. Другое дело, что в России она пока еще малодоступна.

Павел Воробьев: Да, малодоступна, но сейчас все больше и больше их делается, и люди встают на ноги, ходят совершенно свободно, без всяких палочек. Кстати, делается это и после инсультов, и после инфарктов. Чисто медицинский вопрос — как перенести наркоз, а все остальное не так тревожно.

Ольга Беклемищева: И вторая часть вопрос — о хондрапротекторах.

Павел Воробьев: Я, честно говоря, тоже не очень знаю хорошие хондрапротекторы. К сожалению, лекарства делятся сейчас на препараты с хорошей доказанной эффективностью и на все прочие. Я пытаюсь разбираться в хорошо доказанных препаратах. К сожалению, люди пользуются всеми прочими.

Ольга Беклемищева: Пока, к сожалению, Алина, нет таких серьезных доказательств, что те клетки, которые составляют хрящ, способны как-то энергично размножаться и замещать потерянное. К сожалению, это ткань, которая плохо размножается в живом человеке, и как-то на этот процесс повлиять медикаментозно практически пока еще никому серьезно не удавалось. Можно их беречь.

Слушатель: То есть можно ничего и не применять, идти на операцию:

Ольга Беклемищева: Но беречь их обязательно нужно.

Павел Воробьев: Применять лекарства такие не обязательно, а вот заниматься тренировками, физкультурой какой-то специальной, если есть патология суставов, обязательно нужно.

Ольга Беклемищева: И следующий звонок из Москвы. Мария, здравствуйте.

Слушатель: Здравствуйте. Я приобрела дыхательную трубочку врача-космонавта Акаджаняна, пользуясь которой, можно СО2 увеличить в крови. Благодаря повышенной цифре улучшается кровообращение всех органов. Прошу вас прокомментировать.

Ольга Беклемищева: Спасибо. Я лично не слышала про такую трубочку.

Павел Воробьев: Это еще Бутейко старый метод.

Ольга Беклемищева: Про метод Бутейко слышала, а вот про трубочку — нет.

Павел Воробьев: Дело в том, что насчет СО2 никто не знает, насколько это все серьезно, но этим спекулируют. Дело в том, что метод Бутейко и другие методы, не только этот, позволяют человеку научиться правильно дышать, что крайне важно при астме. При любом приступе астмы, если человек умеет волевым способом остановить одышку, заставить себя дышать редко и неглубоко, то любой приступ купируется. То же самое происходит, если человек дышит через трубочку, выдыхает под воду через трубочку, — он расправляет тем самым бронхи от бронхоспазма. Такие методы очень хорошо известны. Думаю, что это из той же серии, но очередной способ выманивания денег космонавтом, имени которого не знает никто. А может быть, и знает. Мы знаем всякие «кремлевские таблетки» из той же серии. Все это обман.

Ольга Беклемищева: А вот то, что является золотым стандартом, что уже доказано в профилактике старения, и сосудистого, и любого другого, что вы можете посоветовать, разбив предварительно все антинаучные построения, что вы можете от лица науки посоветовать тем, кто хотел бы сохранить бодрость и здоровье надолго?

Павел Воробьев: Первое — это курение — это бич нации, совершенно очевидно. Кстати говоря, мне очень понравилось, что несколько вопросов было: а общество-то что молчит у нас? Ведь дело рук утопающих их спасение. Пожилые должны объединяться и заниматься собой. И вот то, что Даниил Борисович говорил, что на Западе всякие организации помощи по болезням и так далее, — где это все у нас? Практически нет.

Ольга Беклемищева: Есть диабетическое общество, насколько я знаю, общество больных гемофилией.

Павел Воробьев: Вот, практически и все. Эти два и я вам могу назвать. А еще? Ну, ДЦП еще мы знаем, еще два-три, наверное, наскребем. А так больше работающих, значимых, которые что-то делают реально, практически нет. А уж про пожилых мы вообще не говорим, партия пенсионеров занята только выборами в Думу и больше ничем, по-моему. Поэтому, мне кажется, очень важно, чтобы общество поменяло свое отношение к пожилым людям, и пожилые поменяли свое отношение к себе, между прочим, тоже. Потому что без этого двигаться дальше некуда. В отношении лекарств я уже называл препараты противогипертонического действия, часть из них можно легко отнести к препаратам, которые продляют жизнь, потому что они воздействуют на сосудистую стенку, на кровоток и так далее.

Ольга Беклемищева: Вот то, что может посоветовать от лица науки профессор Павел Андреевич Воробьев. И я его благодарю за эти советы и за участие в нашей передаче.

источник